Мы недооцениваем скорость гниения экономической и политической модели России.
В отличие от 2004 и 2008 годов страна приходит к выборам-2012 в
заведомо худшем состоянии. Дело не в том, что тогда средние темпы роста
(ВВП) составляли 7-8 процентов, а в том, что старая модель экономики
рухнула во время кризиса 2008-2009 годов. Шансов на ее восстановление
нет, так же как и на скорое формирование новой - по крайней мере до
следующего электорального цикла.
Вялотекущая стагнация
Как можно охарактеризовать старую модель роста? На протяжении десяти
лет, с конца 1998 и до середины 2008 года, три мощных процесса, где-то
параллельно, где-то последовательно, определяли темпы роста экономики. К
концу 1996 года завершился трансформационный период, советская
экономика ужалась до сбалансированного состояния, в 1997-м начала
медленно расти. Финансовый кризис 1998 года, с одной стороны, нанес
тяжелейший удар по многим секторам и бизнесам, но, с другой стороны,
вдохнул кислород во многие уголки экономики - девальвация рубля резко
сделала многие российские товары конкурентоспособными по соотношению
цена - качество. Это спровоцировало мощный подъем, начавшийся уже в
ноябре 1998-го, подкрепленный большими частными инвестициями в сектора с
наиболее быстрой отдачей на капитал. И этот процесс был наиболее
значимым до 2002-2003 годов.
С начала 2000-х годов первая волна роста была поддержана второй:
проведенная в середине 1990-х приватизация сырьевых отраслей дала свой
результат - практически все компании начали интенсивно наращивать
физические объемы производства. Так, например, добыча нефти в России
выросла на 50%, и весь этот прирост был обеспечен частными компаниями.
И, подчеркну, началось это в тот момент, когда нефтяные цены еще не
перешагнули двадцатидолларовый рубеж. Завершение этой волны тоже
несложно датировать - 2004-2005 годы, после ареста Ходорковского, когда
власть подмяла под себя бизнес, когда доминантой поведения бизнесменов
стала ориентация на краткосрочный результат.
Начиная с 2004 года мировые цены на нефть начали быстро расти, и,
конечно, это добавило общего оптимизма. Однако в это время уже не нефть
была основным мотором роста, как многие считают, а внешние заимствования
(банков, компаний, олигархов). Дело в том, что благодаря механизму
функционирования Стабилизационного фонда (позднее Резервного фонда) 90
процентов от прироста экспортной цены нефти уходило в бюджет. Значит, в
экономику «выливалось» всего 10 процентов. А вот что происходило с
внешними займами российского бизнеса: на начало 2005 года корпоративный
внешний долг составлял $100 млрд, в 2006 году - более $200 млрд, в
2007-м - почти $350 млрд, в 2008-м - $500 млрд. То есть в экономику
ежегодно приходило $120-130 млрд. Примерно половина этих денег шла на
финансирование слияний и поглощений, которые, как правило, не дают
быстрой отдачи, да и цены на большинство активов к тому времени уже
стали неразумно высоки. А вторая половина шла на финансирование
потребительского и ипотечного кредитования, на развитие так называемых
неторгуемых секторов - торговли, строительства, девелопмента и
финансового сектора. И именно эти сектора оказались в наибольшей степени
обремененными внешними долгами, при этом их текущей выручки явно не
хватало на обслуживание долгов, вся стратегия строилась по принципу:
новыми кредитами гасим старые. В кризис наступила расплата - возможность
перекредитовываться исчезла, соответственно, те сектора, которые
быстрее всего росли до кризиса, сильнее всех и упали. Сегодня мы
наблюдаем медленное и неустойчивое выздоровление мировой экономики,
сопровождающееся процессом снижения «закредитованности». Так что
рассчитывать на иностранный заемный капитал в такой ситуации вряд ли
стоит. А это значит, что те сектора, которые тянули экономику вверх до
кризиса, уже едва ли смогут быть драйверами роста. Остаются экспорт и
обрабатывающая промышленность.
Экспорт, сильно упавший в начале 2009 года, уже с весны прошлого года
начал расти и в физическом выражении достиг предкризисного уровня к
апрелю-маю 2010 года - собственно говоря, этот рост экспорта и определял
посткризисный подъем российской экономики. Но, достигнув максимума,
экспорт стабилизировался и больше не растет. Увеличения добычи нефти
практически не происходит, «Газпром» теряет позиции на европейских
рынках. Так что на слабый рост экспорта в принципе рассчитывать можно,
но рост импорта станет его опережать, и с точки зрения динамики ВВП
внешняя торговля будет давать отрицательный результат.
Ну и последняя надежда - обрабатывающая промышленность, это торгуемый
сектор, часть экономики, наиболее важная для ее устойчивости. Однако
сегодня российская обрабатывающая промышленность производит
неконкурентоспособную продукцию. Даже на пике кризиса доходы населения
упали не сильно, а сейчас потребительский спрос растет, но население
покупает преимущественно импортные товары. Внутренний спрос на продукцию
российского производства снижается. Вряд ли стоит ожидать и увеличения
инвестиционного спроса в условиях сокращения бюджетных инвестиций. Одним словом, нынешнюю ситуацию можно охарактеризовать как вялотекущую стагнацию без очевидных драйверов роста.
Неустойчивость бюджета
К вялотекущей стагнации добавляется неустойчивость бюджета. Все
предыдущие годы бюджет планировался, исходя из консервативных оценок
цены на нефть. До конца 2008 года основная часть доходов от нефтяного
экспорта уходила в резервные фонды. А вот бюджет 2011 года составлен по
верхней планке макроэкономического прогноза - цена на нефть 75 долларов
за баррель и рост экономики на 4,2 процента. Любое ухудшение внешнего
фона станет критическим для бюджета. Если в 2004-2008 годах резервные
фонды играли роль встроенного стабилизатора для бюджета, что позволяло
ему, по сути дела, не зависеть от цены нефти, то в 2009 году в связи с
кризисом - иначе концы с концами не сходились в бюджетном планировании -
была приостановлена норма Бюджетного кодекса о накоплении нефтегазовых
доходов бюджета. Сегодня все нефтяные доходы идут на текущие расходы.
Получается, что бюджет как никогда зависит от цены на нефть. Кроме того,
в 2008-2009 годах интенсивно наращивались социальные расходы.
Сегодняшний дефицит бюджета - около 5 процентов ВВП - практически равен
дефициту Пенсионного фонда. И это - цена неуравновешенной социальной
политики.
Еще одна проблемная точка - платежный баланс. При быстром росте
импорта на фоне стагнирующей экономики сальдо торговых операций
неизбежно сожмется до критически низкого уровня, что будет давить на
рубль в сторону ослабевания. Рубль будет слабеть и в 2011-м, и в 2012
годах.
Все на благо государства
Темпы роста экономики вообще очень трудно достоверно измерить -
эффект базы, кризисного 2009 года, играет существенную роль. Например, 3
процента роста ВВП по итогам 2010 года - это всего лишь стагнация на
уровне четвертого квартала 2009 года. 4 процентных пункта роста - это
стагнация на уровне первого квартала 2010 года. То есть в реальности
российская экономика стоит на месте, и пока непонятно, когда и с какой
скоростью она начнет расти.
Инфляция вряд ли доставит много неприятностей: пока нет оснований
считать, что она превратится в долгоиграющий фактор, нынешний ее всплеск
- последствия засухи. В условиях низкого спроса она просто не доживет
до выборов - достигнет максимума в апреле - мае 2011 года и после этого
пойдет вниз.
Важным предвыборным фактором может стать уровень индексаций. Пенсии
индексируются на уровне чуть выше инфляции. И если правительство в 2012
году не сильно увеличит тарифы на жилье и транспорт, то пенсионеры будут
вполне удовлетворены. С бюджетниками - хуже. В 2010 году зарплаты им не
индексировались. На 2011 год запланирована индексация в объеме 6,5
процента. На индексации в 2012 и 2013 годах денег нет. Судя по всему,
власть не рассматривает бюджетников ни как свою опору, ни как угрозу.
Поскольку в этом году никаких протестов бюджетников по поводу
замораживания зарплат зафиксировано не было, возможно, власть права в
своих оценках.
Расходы на человеческий капитал в бюджете снижаются. (И вообще
основной рост расходов - это национальная оборона.) Никто не собирается
стимулировать молодых и образованных. Просто потому, что на них не
рассчитывают, они не являются электоратом, который определяет исход
выборов. И в этом - трагедия модернизации: у нее нет группы поддержки.
Те, кто потенциально готов в нее войти, не пойдут голосовать. Силовики,
сырьевики, ВПК, пенсионеры - вот на кого власть делает ставку. Но им
модернизация не нужна.
И пока ничто не говорит в пользу того, что вскоре эти приоритеты
станут меняться. Ведь слишком многое в нашей стране зависит от поведения
одного отдельно взятого человека. И мы знаем имя этого человека. Для
того чтобы что-то поменять в стране, нужны две вещи: конкуренция и
институты. Между тем человек, о котором мы говорим, не верит в рыночные
силы, а верит в силу государства и ручного управления.
Пока же доля государства в экономике не снижается. И она точно больше
цифры, названной главой аппарата правительства Сергеем Собяниным, - 49
процентов ВВП. Мало того, идет ползучая национализация: государство
немедленно проглатывает то, что представляет хотя бы какой-то интерес.
Вот теперь оно нацелилось на сектор мобильной связи. Объявленная на
ближайшие три года программа приватизации не изменит доли государства в
экономике, потому что на продажу выставляются от 10 до 30 процентов
акций в компаниях, где у государства 60 процентов и более. Все эти
компании остаются государственными. За счет приватизации решаются
фискальные, но не экономические задачи. Что уж говорить о том, что,
помимо государственных долей, есть доли, принадлежащие чиновникам,
которые, по сути, контролируют бизнес. И зачастую государство (на разных
уровнях) принимает решения в интересах именно этих компаний.
В такой системе и инновационное развитие превращается в фикцию.
Смешно, когда ставку делают, например, на оборонный комплекс как
источник инноваций. На Западе финансируют не собственно военные
разработки, а научные исследования, которые потом конвертируются в
военные образцы. А зачастую все выглядит совсем наоборот - многие
гражданские разработки конверсируются в военные...
На выходе мы имеем суверенный капитализм с нечеловеческим лицом - коррумпированный, продажный, пропитанный кумовством.
* * *
Надолго ли хватит запаса прочности такой системе? Если «Титаник»
сталкивается с айсбергом, то это тяжело прогнозировать, а запаса
прочности заведомо хватит ненадолго. Но есть и другой путь к гибели
корабля - гниение и ржавение. Если не бороться с гнилью и ржавчиной,
запаса прочности для нашей системы хватит лет на 5-10. Причем речь идет
не только об экономике, но и о государственных институтах. Если у вас на
улицах уже начинают творить самосуд (я имею в виду историю с нападением
на «жемчужного прапорщика»), то впору говорить о размывании основ
государственности. Опыт СССР показывает, что гниение и ржавение
системы в какой-то момент конвертируются в ошеломляюще быстрые процессы
развала. И недооценивать скорость и глубину гниения нельзя. Для того
чтобы пойти ко дну, нашему «Титанику» айсберг не понадобится. |