Арабской весной принято
называть совокупность политических перемен взрывного характера, произошедших в
странах Северной Африки и Ближнего Востока преимущественно весной 2011 года
(хотя протестные политические выступления в целом ряде арабских стран начались
в январе того же года, а в Тунисе – в декабре 2010 г.). События Арабской весны,
конечно, имели под собой серьезные внутренние предпосылки, однако, в этом
феномене, на наш взгляд, явственно прослеживаются также геополитические
причины и последствия.
События Арабской весны
развернулись на пространстве Ближнего Востока и Магриба – стран, обладающих
существенными запасами углеводородов. Нефть и газ относятся к невозобновляемым
природным ресурсам, их потребление неуклонно растет, а запасы могут закончиться
примерно через пятьдесят - восемьдесят лет [1].
Представляется, что борьба за передел мира в условиях скорого достижения
последнего предела потребления природных ресурсов выступает ключевым
геополитическим феноменом современности, а сражение за углеводороды Ближнего
Востока и Магриба – важный эпизод этой борьбы.
Технологии контроля
геополитических пространств и их ресурсов, по нашему мнению, делятся на две
больших группы – панельные и точечные.
Панельным мы называем тип
геополитического контроля, который позволяет осуществить абсолютное господство
на большей части или во всем объеме данного пространства. Панельный контроль в
географическом пространстве современного мира в его буквальной форме
невозможен, но географическое пространство может абсолютно контролироваться
сверхдержавой через специальные формы контроля экономического и особенно
идеологического пространства. Панельный контроль части географического
пространства, т.е. отдельного региона или тем более государства – дело вполне
осуществимое.
Точечный контроль
геополитических пространств это господство в
ключевых точках данного пространства, определяющих
его качество.
В географическом
пространстве панельный контроль осуществляется только одним способом, и это –
силовой захват, или война. В результате доминирования пан-идеи либерализма и ее
ключевой концепции – концепции прав человека, открытая форма силового захвата
никак не может быть осуществлена современной сверхдержавой без «потери лица». К
тому же число так называемых «пороговых государств», т.е. государств, реально
обладающих ядерным оружием – оружием сдерживания – или находящихся на пороге его создания,
экспоненциально увеличилось после распада двоичной системы одновременного
существования сверхдержав Моря и Суши, что не позволяет начать агрессию против
этих государств вне реальной опасности нанесения агрессору неприемлемого
ущерба.
Существует три основных
выхода из этой ситуации:
1) использование лимитрофных государств для осуществления
агрессии в интересах мирового гегемона, причем в определенной степени
реализуются и интересы непосредственных агрессоров;
2) «гуманитарная интервенция», т.е. вооруженная агрессия под
предлогом защиты прав человека – обычно проводится в коллективной форме с
использованием союзников по военному блоку для «размывания ответственности»
реального инициатора агрессии. В современном мире преимущественно используется
именно эта форма: контроль Балкан посредством «гуманитарной интервенции» в
бывшей Югославии в 1999 г.; контроль Среднего Востока и его ядра – Центральной
Азии с помощью агрессии против Афганистана в 2001 г.; контроль Ближнего Востока
через войну в Ираке в 2003 г.; контроль Северной Африки и Магриба
посредством войны в Ливии в 2011 г.;
3) осуществление силового захвата в специфической форме
преэмптивной войны с использованием технологий «цветных революций».
В случае Арабской весны
мы видим сочетанное использование всех трех названных способов контроля
ресурсов географического пространства с преобладанием третьего.
Поясним термин
«преэмптивная война».
Преэмпция означает
опережающий захват или силовое действие на опережение [4]. Сущность данного
типа системного воздействия на общества, владеющие ценными видами ресурсов
(углеводороды, прежде всего), состоит в применении к ним насильственных,
военных мер предотвращения потенциальной угрозы государственного или
негосударственного терроризма, якобы исходящей от обществ такого рода
применительно к странам «золотого миллиарда». Подчеркнем, что имеется в виду
вооруженная агрессия как способ предотвращения угрозы, которая еще не
сформирована окончательно, находится в потенции. Преэмптивная война отличается
от превентивной, т.е. от вооруженной агрессии, осуществляемой для ликвидации
сформированной и очевидной угрозы. Сама по себе технология ликвидации
потенциальной угрозы («преэмптивной войны») состоит из трех элементов: 1)
regime change - смена режима; 2) nation
building - строительство нации; 3) remaking the country - восстановление
страны. Считается, что термин «преэмптивная война» как термин официального
документа впервые был использован в тексте Национальной стратегии обеспечения
безопасности США (National Security Strategy of the United States) в 2002 г. В
сентябре 2002 г. президент Дж. Буш заявлял: «США находятся в состоянии войны с
террористами, которая ведётся повсюду на Земном шаре… Мы изничтожим
террористические организации посредством … определения и уничтожения любой
угрозы до того, как она достигнет наших границ. При всём стремлении США всегда
и везде заручаться поддержкой международного сообщества, при необходимости, мы
ни в коем случае не остановимся перед принятием односторонних решений и
действий в целях реализации нашего права на самозащиту посредством
преэмптивного действия против террористов, чтобы не дать им возможности
свободно действовать против наших сограждан и нашей страны»[3] . И далее: «Чем
больше угроза, тем больше риск бездействия – и тем более обязательными
становятся основания для принятия предупреждающих действий для обеспечения
нашей защиты, даже если остается неясным время и место вражеской атаки. Чтобы
предвосхитить и предотвратить такие враждебные действия со стороны наших
противников, Соединенные Штаты, если это понадобится, будут действовать
преэмптивно»[9] . Национальная стратегия обеспечения безопасности США, принятая
Конгрессом в 2006 г., закрепила понятие преэмптивной войны, сформировав в
совокупности со Стратегией-2002 так называемую «доктрину Буша». Именно
Стратегия-2006 разработала структуру преэмптивной войны в единстве трех
элементов: regime change, nation building, remaking the country.
Почему данное тройное
воздействие на социум определенной страны или региона в целом называется
войной, почему не употребляется иное слово? Суть всякой войны состоит в
насильственном захвате ресурсов и обращении их на пользу захватчику, причем в
ходе такого захвата осуществляется полное подавление сопротивления реального
собственника данных ресурсов. Преэмптивная война ставит цель долговременного, в
идеале – вечного закрепления ресурсов определенной страны или даже конкретного
региона в целом за глобальными корпорациями и государствами общества «золотого
миллиарда», причем обоснование данного типа войны еще более цинично, чем
оправдание войн любого другого типа. Не реальная угроза, но лишь возможность
формирования угрозы определенным параметрам существования и функционирования
общества «золотого миллиарда» вызывает с его стороны системную агрессию, не
ограничивающуюся собственно военной фазой, но перестраивающую всё
общество-соперник целиком, в совокупности его экономических, политических и идеологических
характеристик. Сопротивление передаче ресурсов в руки иного актора, не только
реальное, но и потенциально возможное, подавляется навеки. Результаты «обычной»
войны могут быть со временем пересмотрены и пересматриваются, но результаты
преэмптивной войны закрепляются навсегда, ибо по ее окончании сопротивляться
уже некому, субъект сопротивления исчезает как таковой, приобретая существенно
иное качество в процессе nation building & remaking the country. Таким
образом, преэмптивная война не ограничивается собственно военной фазой, но
предполагает масштабное применение невооруженного (экономического,
политического, идеологического) насилия по отношению к целым народам и
региональным сообществам. [8]
Технологии regime change,
частично изменяясь в зависимости от конкретной страны и региона и
совершенствуясь со временем, тем не менее, в основе своей остаются неизменными
и состоят в следующем:
1) намечаемые в данной стране выборы (парламентские или
президентские) оппозицией (а иногда, в стратегически важных странах, и
международными организациями и даже Госдепом США) заранее объявляются
потенциально фальсифицируемыми со стороны властей;
2) по окончании выборов их результаты подвергаются сомнению,
распространяется информация о фальсификации выборов властями, отсутствии равных
возможностей для всех политических сил в ходе предвыборной борьбы и выборов;
3) формируются «параллельные» органы власти со стороны
оппозиции, имитирующие исполнительные структуры государства;
4) оппозиция организует многотысячные круглосуточные и
многонедельные митинги и демонстрации в столице, а иногда – и в других крупных
городах с требованием отставки главы государства и смены «прогнившего
коррумпированного режима» (особо заметим, что никаких других требований, а тем
более программы социальных преобразований для изменения положения «страдающего
народа» у оппозиции нет);
5) подается иск в Верховный или Конституционный суд об отмене
результатов выборов и назначении новых, чрезвычайных; подключаются
международные правозащитные организации, ООН, «развитые демократии»;
6) организуются боевые отряды оппозиции, нападающие на органы
МВД и армейские гарнизоны, запрашивается помощь извне «добровольцами» и
оружием; фактически оппозиция начинает гражданскую войну;
7) власти вынуждены вступить в диалог с оппозицией под давлением
международных правозащитных организаций и «развитых демократий», однако ни на
какие уступки оппозиция не идет, сохраняя неизменным требование отставки главы
государства, которое подкрепляется разоблачением «военных преступлений», якобы
совершенных регулярной армией в ходе вынужденной вооруженной борьбы с
оппозицией;
8) оппозиция объявляет главу государства военным преступником,
следует его арест, суд, казнь – или, если он «особо опасен» для «развитых
демократий» возможными на суде разоблачениями с его стороны, главу государства
убивает толпа, «возмущенная его злодеяниями».
Данные технологии
подпадают под политологическое определение сущности дворцового переворота как
насильственной смены главы государства с целью изменения политического курса
страны.
Затем наступает этап
nation building: изменение состава, структуры и функций трех ветвей
государственной власти, прежде всего законодательной и исполнительной, т.е.
парламента и правительства. Названные стадии nation building составляют
содержание другого типа политического переворота – государственного. Новые
властные структуры, которые сформировались в результате дворцового переворота,
проводят новые, «справедливые» выборы с целью формирования
«некоррумпированных», «народных» органов власти. Как правило, для юридического
закрепления произошедших политических изменений требуется принятие новой
Конституции страны или поправок к существующей.
На этапе remaking the
country осуществляется замещение традиционных ценностей массового сознания
(культурного кода) данного общества «общечеловеческими ценностями»,
характерными прежде всего для западного типа общества. Однако такое замещение –
длительная операция и пока что не завершилось нигде в обществах, подвергшихся
«революционным» изменениям». Особо отметим, что все так называемые «цветные»
революции, включая «революции Арабской весны», не являются революциями в строго
научном смысле слова. Социальная революция – это насильственное изменение всей
системы общественных отношений, т.е. формы собственности, способа
экономического регулирования, политической системы, доминирующей идеологии.
Таковых изменений в их системном виде в ходе «цветных» революций произведено не
было. Замена социалистической социальной системы капиталистической, т.е.
системное изменение, произошло только в ходе так называемых «бархатных»
революций в странах Восточной Европы в конце 80-х годов прошлого века.
Разумеется, никакое социальное преобразование
не может быть осуществлено без определенных объективных предпосылок, чаще всего
– коррупции во властных структурах, бедности части населения (иногда – значительной части), иных
проявлений социальной несправедливости. Тем не менее, необычайная
последовательность, «кучность» цепочки «революций» Арабской весны заставляет
предполагать значительную роль внешнего воздействия на политический процесс в
странах Магриба и Ближнего Востока, базирующегося, подчеркнем еще раз, на
объективно существующем социальном недовольстве населения.
Итак, Арабская весна –
это не революции, это дворцовые перевороты, перетекающие в государственные
перевороты, и не более того. Какова же их реальная цель и реальные акторы?
Как было сказано выше, преэмптивные войны
являются, прежде всего, технологией ресурсного передела мира и поощряются,
главным образом, глобальными корпорациями. Данная технология позволяет
закрепить за конкретными акторами ресурсы целых громадных регионов (Большой
Ближний Восток, Азиатско-Тихоокеанский регион, Арктика и Антарктика и т.п.). В
то же время преэмптивные войны могут явиться средством сдерживания развития
потенциального конкурента с целью сохранения его в статусе ресурсной базы для
развитых стран. А.С. Харланов в этой связи отмечает: «В среднесрочной
перспективе западные производители химической продукции промышленно развитых
стран могут столкнуться с проблемами, вызванными дороговизной сырья, ростом
капиталоемкости новых проектов, медленным ростом производительности труда и
дороговизной рабочей силы. В этих условиях нефтехимические заводы промышленно
развитых стран могут потерять конкурентоспособность по сравнению с
ближневосточными …, что приведет к сокращению производства химической и
нефтехимической продукции в западных странах. Здесь можно усмотреть некую
глобальную тенденцию и запрос на «внезапный» экспорт революций в странах
Северной Африки и Ближнего Востока, что позволяет сдерживать экономический рост
стран Магриба и МИНА (Middle East North Africa), используя их в качестве сырьевых
придатков основных глобальных игроков – США и КНР». [12. 20]
Не оспаривая данного
утверждения, позволим себе сделать другое: Арабская весна – это «нефтяная стрела»,
летящая прежде всего именно в Китай, а также – в Индию и Японию. Ибо
каким образом возможно надежно остановить или затормозить развитие державы,
которая является потенциальным геополитическим противником? Прежде всего – взяв
под контроль энергию, необходимую для этого развития, в данном случае –
основной энергоноситель – нефть. Путь «стрелы» начался в Тунисе («пробный шар,
«разминочная страна»), пролег через Египет (ключевая страна суннитской части
Большого Ближнего Востока), Ливию (первое место в Африке по запасам нефти, 3,4%
мировых запасов), Сирию («проиранская» страна Большого Ближнего Востока), затем
полетит в Иран (9,9% мировой нефти), государства Закавказья (основная цель –
нефтяной Азербайджан [7]), Центральную Азию, Россию (5,6% мировых запасов
нефти, с учетом разведанных арктических месторождений – 16%) – поскольку именно
в этих странах сосредоточены основные суммарные запасы евразийской нефти и –
что немаловажно – основные транспортно-энергетические коммуникации.[5]
Современная Япония – это
региональная сверхдержава Восточной Азии. Китай и Индия являются
«поднимающимися державами» современной Евразии, при этом Китай, согласно
прогнозам, станет сверхдержавой в первой четверти века, а Индия – во второй его
половине. Поскольку, согласно классической геополитике, сверхдержав обычно две,
и одна из них – государство Суши, а вторая – государство Моря, то Китай в
определенной степени заменит СССР как сверхдержаву Суши, противостоящую
сверхдержаве Моря – США, а Индия к концу второй половины столетия сама будет
представлять «морской полюс» мирового могущества.
Китай сегодня – это
второй потребитель нефти в мире после США. В 2010—2012 гг. 35% увеличения
потребления нефти приходится на Китай. К 2010 г. эта страна выйдет на второе
место в мире по количеству автомобилей. [6]
В настоящее время Индия
потребляет нефти почти столько же, сколько современная Германия. [5]
Основной объем
потребляемой нефти «поднимающиеся державы» Восточной и Южной Азии получают из
региона Большого Ближнего Востока, где
находится 62% доказанных запасов мировой нефти и более чем 40% газа. При этом Ирак к 2030 г., согласно прогнозам,
обгонит Россию по поставкам нефти на азиатские рынки, а к 2035 г. выйдет на
второе место в мире по экспорту углеводородов. [5] Вот почему Ирак, в отличие,
к примеру, от Египта, не подвергли тактике «цветных революций», а просто и
грубо «превентивным образом» завоевали в 2003 г.
Организация
стран-экспортеров нефти (ОПЕК) недавно объявила, что к 2035 г. Северная Америка
сможет обойтись без поставок ископаемого топлива с Ближнего Востока — в частности, благодаря более
энергоэффективным автомобильным двигателям и широкому распространению
возобновляемых источников энергии, а также из-за использования так называемой
«сланцевой нефти». [10]
Вашингтон давно стремится
к тому, чтобы нефть поступала преимущественно из стабильных источников
поблизости, а не из региона на другом конце земного шара, переживающего период
потрясений. К 2020 г. 82% потребляемой нефти США будут получать из стран
Латинской Америки. [10]
Отметим еще один немаловажный
аспект Арабской весны: борьба «развитых демократий» с терроризмом в форме
исламистского экстремизма. В рамках доктрины преследования терроризма и
террористических организаций, прежде всего «Аль-Каиды», США и их западные
союзники уже нашли новые точки постоянного военного и экономического
присутствия в ресурсных регионах Среднего и Ближнего Востока: военные базы в
государствах Центральной Азии, Афганистане, Ираке, новые контракты для западных
корпораций на разработку богатых нефтяных месторождений. «Аль-Каида» сегодня в
реальной или виртуальной форме присутствует везде, где появляется необходимость
закрепления крупного западного капитала: в Йемене, Пакистане, Судане,
Саудовской Аравии и т.д. В феврале 2011 г. объявлено о частичном разрушении
структур и влияния «Аль-Каиды», в мае того же года был физически ликвидирован
сам бин-Ладен, и акцент перенесен на йеменского «террориста» Аль-Авлаки,
мусульманина по вере. Аль-Авлаки, как и бин-Ладен в период своего
«террористического расцвета», дислоцируется неизвестно где: то ли в Йемене, то
ли в Сомали. Регион Аденского залива сегодня более важен, чем «зона племен»
между Пакистаном и Афганистаном, скрывавшая бывшего террориста номер один
бин-Ладена. Борьба с пиратством а акватории и с терроризмом на территории государств,
расположенных по южному берегу Красного моря и по берегам Аденского залива, - в
сочетании с контролем Суэцкого канала со стороны абсолютно прозападного Египта
по завершении там «финиковой революции» - дает контроль над одной из важнейших
морских коммуникаций планеты. Тем самым будет поставлен под контроль и один из
главных путей поставок североафриканской, ближневосточной нефти, а также нефти
Залива как в Евросоюз, так и в Японию, Китай и Индию, а значит – в определенной
мере будет проконтролировано и экономическое развитие названных центров силы
современного мира.
Эксперты отмечают внешне
противоречивую позицию стран Запада в отношении «Аль-Каиды» в странах Арабской
весны: «В Ливии и Сирии монархии Персидского залива оказывали поддержку также
радикальным исламистским группировкам, включая боевиков «Аль-Каиды». Как ни
парадоксально, поддержку этим силам в Сирии оказывали и продолжают оказывать
ведущие страны НАТО. Напротив, в Йемене НАТО и, прежде всего, США борются
против группировок «Аль-Каиды». В политике Франции наблюдается такая же
парадоксальная картина. С одной стороны, в Ливии Франция выступила инициатором
военной поддержки силам, выступавшим против режима Каддафи, в основном
радикальным исламистам. В настоящее время Франция активно поддерживает
вооруженную оппозицию в Сирии, основу которой также составляют радикальные
исламисты. С другой стороны, в самой Франции происходят террористические акты,
после которых проводятся аресты исламистов и заявляется об «угрозе государству»
с их стороны» [2]. Эта кажущаяся противоречивость – на самом деле верный
индикатор истинных целей возбуждения протестных выступлений на Ближнем Востоке,
целей овладения ресурсами данного региона со стороны «развитых демократий»,
стремящихся контролировать энергетическую подпитку дальнейшего развития Японии,
Китая и Индии.
В результате «арабских
революций» к власти пришли в основном умеренные исламисты. Исламисты у власти в
странах Арабской весны это еще один довод для постоянного присутствия
глобальных корпораций и вооруженных сил «развитых демократий» в регионе
Большого Ближнего Востока, а со временем - в Китае (исламский фактор
Синьцзяна), в Индии (13,43% населения - мусульмане), а именно довод
необходимости борьбы с «основной глобальной угрозой современности». Так что вопрос:
почему США и другие страны «золотого миллиарда» не противятся становлению
умеренных исламистских режимов в странах Арабской весны - лукавый. Это делается
потому, что под предлогом противостояния исламскому экстремизму и терроризму
(«исламофашизму») [11] можно постоянно вмешиваться во внутренние дела стран
региона, меняя по мере необходимости режимы, сходные по социальной сути, и
добиваясь тем самым уступчивости вновь приходящих элит, их лояльности в
отношении осуществления Западом реального контроля над их нефтяными и водными
богатствами. Вода, реки – это еще и гидроэлектростанции, производство
электрической энергии, которую можно транспортировать, продавать, ставя тем
самым под контроль энергетическую базу страны-реципиента и целого региона.
«Ось зла», представленная
семью «террористическими государствами» (из них пять – с доминированием
исламской религии), целенаправленно разрушается Западом разнообразными
способами. Любопытно, что в состав «оси» входят три государства, богатые нефтью
- Ливия, Ирак и Иран - и одно государство, важное для контроля над нефтяными и
газовыми сокровищами Прикаспия и Ирана – Афганистан. Афганистан и Ирак
подверглись вооруженной агрессии, в Ливии и Сирии спровоцированы разрушительные
гражданские войны (в Ливии это закончилось сменой режима), Иран испытал
международные санкции, ему грозят военным вторжением. «Цветные революции»
современного Ближнего Востока, осуществляемые с разной степенью интенсивности в
Тунисе, Алжире, Ливии, Египте, Иордании, Йемене, имеют скрытой, но несомненной
целью поставить под контроль формирующихся в этих государствах абсолютно
прозападных политических режимов всю нефть Северной Африки, Ближнего Востока и
Персидского Залива.
На наш взгляд, триада
«бархатные революции» - «цветные революции» - «арабская весна» вовсе не
случайная последовательность. «Бархатные революции» ставили цель разрушения
бывшего лимитрофа СССР и лишение России ее геополитических союзников,
поддерживавших ее почти полвека (в случае балканских стран – в течение
столетия). «Цветные революции» первой половины 2000-х годов, происходившие
только в странах, расположенных по периметру России, бывших советских
республиках, решали задачу изоляции нашей страны от главных регионов Евразии и
подталкивания процесса ее собственного распада, в том числе посредством
«ромашковой революции». Цель Арабской весны, как уже говорилось, это контроль
основных ресурсов Евразии, в том числе – полное выведение их из-под контроля
России и ее ТНК. Арабская весна и ее неизбежное геополитическое продолжение в
виде «цветных революций» в Закавказье, Центральной Азии, России и Китае представляют собой завершение
геополитического разгрома СССР как бывшей второй сверхдержавы – сверхдержавы
Суши, противостоящей США как сверхдержаве Моря, а также попытку сдержать
развитие Китая и Индии как следующей «геополитической пары» сверхдержав,
которая сформируется к концу нынешнего века: Суша (Китай) – Море (Индия).
Таким образом, Арабская
весна, на наш взгляд, является важной технологией борьбы стран «золотого
миллиарда» во главе с единственной сверхдержавой – США против «поднимающихся
держав» Китая и Индии, а также Японии и Европейского Союза как важных центров
силы современного мира.
Комлева
Наталья Александровна – доктор
политических наук, профессор, профессор
кафедры теории и истории политической науки Уральского федерального
университета им. Б.Н. Ельцина
e-mail:
komleva1@yandex.ru
N.A.
Komleva
|