Уже привычным стал перечень угроз, с которыми в XXI веке столкнулось человечество: исчерпание рентабельных месторождений энергетических ресурсов и загрязнение окружающей среды; продолжающееся уже много лет «расползание» в мире ракетно-ядерных технологий; нарастающий дисбаланс демографических процессов в мире; глобальное потепление и принявший какую-то непонятную форму мировой экономический кризис. Но есть еще один вызов: базовые смыслы, цели, и значит, «маршруты», которыми следует «западное человечество», уже почти привели его к нравственной катастрофе. Между тем Запад (и прежде всего, его лидер, Соединенные Штаты Америки) не только не оставляет, но даже наращивает масштабы своих «мессианских устремлений», как раз и навязывая остальному миру эти самые «смыслы и маршруты». И все чаще как «последний аргумент» при этом используются откровенное военное давление. Значит, все мы не можем быть гарантированы от военного конфликта, который, начавшись как локальный, вполне может превратиться в мировой. Впрочем, не слишком ли категоричен автор, говоря о потере Западом «смыслов и маршрутов»?
1
Рассмотрим, прежде всего, «ключевые точки» механизма, лежащего в основе духовно-нравственной эволюции «западного человечества», – стран, где распространились протестантизм и католицизм. Большое значение здесь имеет концепция «смены культурных парадигм» Питирима Сорокина. Он исходил из того, что на протяжении последних 2 тысяч лет европейскому человечеству пришлось весьма близко «познакомиться» с наиболее общими и исключающими друг друга «картинами мира», из которых строго следуют соответствующие варианты «видения» места человека в обществе, цели и смысла его жизни.Первая: «истинную ценность имеет только Создатель; человек зависим от Него, земная жизнь человека – в сущности, не более чем подготовка к Высшему Суду». Вторая: «является личным делом каждого – верить или не верить в существование Создателя, т.к. Он не играет сколько-нибудь существенной роли в практической жизни человека, который всего должен добиваться самостоятельно». Однако первым эти вопросы рассмотрел выдающийся отечественный мыслитель В.Соловьев. Вот его позиция. Развитие человечества вообще и европейского человечества в частности обеспечивает Верховное Начало (та Высшая Сущность, которую Отцом Небесным называл Христос; Аллахом – Мухаммед; в индуизме – это Вишну; в европейской народной традиции – это Бог, Создатель). На «младенческом», начальном этапе эволюции европейскому человечеству, естественно, требовалось жесткое «внешнее управление». Данная функция была «возложена» Создателем на христианскую религию (именно на её базе и сложилось то, что выше было названо «первой картиной мира», «стержнем» которой стала вера в Высшее Водительство). Тем самым возник жесткий «ценностный коридор», который на длительный срок обеспечил духовно-нравственную эволюцию европейцев. Но понятно: «внешнее управление» с некоторого момента не могло не стать помехой дальнейшему развитию общества — и люди оказались бы обреченными на отсталость и нищету. И Создателем был «запущен» второй этап эволюции европейского человечества. Постепенно сложилось то, что можно назвать «парадигмой эпохи Просвещения»: полное отрицание предыдущей картины мира. Европейцы почувствовали себя независимыми – теперь все зависело лишь от самих людей. Свобода обретена! Однако снова была и «цена вопроса». В самом деле, полученная европейцами «самостоятельность» открыла путь для быстрого развития естествознания, техники, технологии. Но люди отошли от веры, и с этого момента в обществе перестал «работать» такой мощнейший «регулятор поведения», каким прежде были страх перед «загробным наказанием за грехи» и ожидание «воздаяния за добродетельные поступки». Тут же встали вопросы: с помощью каких «рычагов» теперь управлять обществом? как обеспечить его безопасное развитие, когда появились группы с разнонаправленными интересами и целями? На первый взгляд, ответ найти удалось: примерно с XVI века в Европе начинают формироваться рыночные демократические государства на логике «сдержек и противовесов». Вот данная логика «в идеале»: а) действуют независимые друг от друга законодательная, исполнительная и судебная власти; б) обеспечивается «свободная игра политических сил» (финансовых и промышленных групп, политических партий); в) вводится право беспрепятственного контроля за важнейшими процессами в стране со стороны гражданского общества при особой роли здесь целостной и поэтому не зависимой от властей системы СМИ; д) все это строится на признании приоритета интересов отдельного человека над интересами государства, так что всякий гражданин может обжаловать в суде практически любые решения исполнительной и законодательной властей. Плюс к этому, «невидимая рука рынка» весьма эффективно регулирует производство на основе честной конкуренции равноправных товаропроизводителей. Поскольку при таких условиях (в идеале) ни один из «игроков» не имеет (и не может получить!) никаких преимуществ перед другими – страна оказывается способной следовать «средневзвешенным» (= в целом безопасным) курсом. Возникли, однако, и вопросы. Правильно, демократическая система дала населению (избирателям) возможность в значительной мере контролировать государственную бюрократию. Но практика показала, что это не гарантирует выработки правильного курса развития страны. Потому, например, что резкое возрастание числа людей, участвующих в управлении государством (в ходе выборов разных уровней), приводит к тому, что важнейшие решения теперь зависят от мнений обычных обывателей, естественно, не владеющих необходимой информацией да и попросту не умеющих анализировать сложнейшие общественные процессы (феномен «массовизации власти»). А в таких условиях не избежать манипулирования взглядами и избирательным поведением населения, в частности – через изощренные предвыборные технологии. Кроме того, использование предвыборных технологий, как известно, требует от кандидатов очень больших финансовых затрат. Кредитуют их обычно те или иные финансовые, промышленные, а то и откровенно криминальные группы. Но «расплатиться» победивший кандидат может, лишь так или иначе лоббируя экономические или политические интересы этих групп. Значит, важным (а порой, главным) мотивом деятельности вновь избранного, например, депутата парламента - становятся отнюдь не интересы его избирателей или страны в целом. А это, в свою очередь, чревато «шараханьем» общества в противоположную сторону – к идее личной диктатуры как единственной возможности «установить порядок». Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Не все оказалось бесспорным и с рынком. Разумеется, он заставляет людей работать очень эффективно и на этой основе позволяет быстро обеспечить изобилие высококачественных товаров и услуг. Однако рынок в то же время с неизбежностью порождает имущественное расслоение людей (сначала в рамках отдельных стран, позже через деление стран на «богатые» и «бедные») и все связанные с этим общественные болезни. Да и сам человек нередко выступает как товар. Поощряет же рынок (в частности, через коммерческую рекламу) в основном то, что имеет денежное выражение. Но у Добра денежного выражения нет, и «творение добра» – это одно из наименее прибыльных занятий. Иными словами, рыночная демократия не только не поднимает уровень «коллективной нравственности», а наоборот — резко опускает его. Правда, с середины XIX века в рамках «парадигмы эпохи Просвещения» заявила о себе альтернативная позиция: частная собственность несовместима с правом человека на подлинную свободу – освобождение человеческой личности возможно только после отмены частной собственности на основные средства производства. На практике, однако, все попытки «отмены» рынка и частной собственности приводили к абсолютно неожиданным последствиям. Как показал опыт, вслед за отменой частной собственности и соответственно рынка — с неотвратимостью формируется мощный аппарат чиновников, вдруг оказывающийся над теми, чьим «слугой» он призван стать. Можно ли оградить общество от возникновения феномена, который однажды был назван «новым классом»? Конечно: нужно быстрее ввести частную собственность и вернуть рынок, которые... снова сделают актуальным утверждение «освобождение человеческой личности возможно только через отмену частной собственности и рынка». И далее – по кругу. Промежуточный итог. Как и предсказывал В.Соловьев, этап эволюции европейского человечества в рамках «парадигмы эпохи Просвещения», безусловно, привел к достижениям и победам. Однако ценой этого стала потеря им смыслов и маршрутов (даже если это пока осознали и не все). И самое главное: в рамках самой «парадигмы эпохи Просвещения» – выхода из этого тупика отыскать невозможно! Вот почему В.Соловьев говорил о том, что Создатель обязательно запустит третий этап эволюции — как СИНТЕЗ двух ранее использованных «типов управления». В.Соловьевым были намечены и некоторые ключевые параметры нового этапа: «дети эпохи Просвещения», т.е. образованные, энергичные, инициативные люди, считающие высшей ценностью собственную внутреннюю свободу и интеллектуальную самостоятельность, психологически готовые взять на себя ответственность, – вновь должны обрести веру в Высшее Водительство. В.Соловьев поставил также вопрос об исторической Миссии России как об «инструменте» Создателя в ходе работы по «запуску» третьего этапа эволюции. Что же можно сказать сегодня о практических путях достижения СИНТЕЗА, ведь замыслы Создателя реализуются только через деятельность людей — народных масс и их лидеров, ведомых специально посылаемыми Создателем Учителями? Есть ли теория, способная помочь в данном случае?2
Есть. Поскольку человечество является сложной нелинейной (т.е. развивающейся по вероятностным законам) самоорганизующейся открытой системой, его развитие описывается законами синергетики – нового метанаправления, возникшего в середине ХХ века. Вот, вкратце, то, что потребуется в нашем разговоре. 1. Всякая подобная система имеет цель-программу своего существования, от которой она получает корректирующие управляющие воздействия, позволяющие ей «не сбиться с курса». Эту цель-программу называют аттрактором (attractor на англ. – притягиватель). 2. Только находясь «в луче» аттрактора, система может развиваться по заложенному в нем плану; «выпадая» же из его «луча» (становясь независимой), она весьма быстро «ложится на траекторию», ведущую к катастрофе. А если так, то и человечество должно иметь цель-программу своей эволюции: некий «ГЛАВНЫЙ АТТРАКТОР». [Подчеркну: и христианская «картина мира» утверждает, что существует некоторая духовная структура, лишь «подключившись» к которой, человек получает возможность правильно построить свой жизненный сценарий – «Царство Небесное». Иначе говоря, понятия «Главный Аттрактор» и «Царство Небесное» обозначают одно и то же.] Тогда: на начальном этапе своей эволюции европейское человечество, через «посредничество» христианства, находилось «в луче» Главного Аттрактора; второй же этап эволюции, наоборот, был «организован» как его выведение из «луча». Поэтому реализация мировоззренческого СИНТЕЗА означала бы «возвращение» европейского человечества «в луч» Главного Аттрактора. Как же практически обеспечить такое возвращение? Сначала выясним, как в принципе Главный Аттрактор обеспечивает эволюцию человечества. Прежде всего, исследователи отмечают, что любые аттракторы – это реальные структуры в пространстве и времени. Следовательно, Главный Аттрактор («Царство Небесное) есть некоторая реальная управляющая структура. Но как в этом случае осуществляется связь между «ведущим и ведомым»? Современной науке известны 4 типа фундаментальных взаимодействий в природе: электромагнитное, гравитационное, сильное и слабое (два последних «обеспечивают» различные виды внутриатомных связей); каждый из этих типов имеет и соответствующее материальное «поле-носитель». Однако на базе теоретического и практического вклада А.Барченко, Г.Бокия, В.Бехтерева, Л.Васильева, Б.Кажинского, В.Казначеева, А.Акимова, Г.Шипова, Г.Рогозина, А.Савина, Б.Ратникова, Ф.Ханцеверова и многих других ныне появились основания говорить о пятом типе взаимодействия – энергоинформационном. Строгой теории пока нет, но можно утверждать следующее: а) существует отличающийся от всех известных до сих пор вид материального поля; б) для него характерны столь высокие частотные параметры, что процессы, происходящие на его основе (а это, например, процессы в сфере сознания), можно называть «тонкоматериальными». И тогда: управление эволюцией человечества со стороны Главного Аттрактора является энергоинформационным процессом. Разворачивается же этот процесс в форме диссипации – как переструктурирование «существующих параметров» человечества (и, разумеется, отдельных людей) – в соответствии с Целью-программой такой эволюции. Для уяснения практических аспектов этого процесса воспользуюсь аналогией (очень приблизительной), и пусть нас пока интересует сознание отдельного человека. Предположим, в некотором регионе имеется мощный радиоцентр, который готовится регулярно передавать информацию – чрезвычайно важную для местного населения. Допустим далее, что один из жителей региона, некто Х, специально купив первоклассный, современный преемник, – в нужное время включил его и, устроившись в кресле, приготовился слушать диктора. Но в динамиках только лёгкое потрескивание. Почему? Оказывается, приемник не был заранее настроен на частоту работы передатчика. А значит, по отношению к нашему Х – радиоцентр станет работать вхолостую! Следовательно, нужна предварительная настройка на нужную частоту. Как же практически «человек с улицы» может «настроиться на частоту» Главного Аттрактора? Вот иллюстрация, которую предложил Ориген (ранне-христианский теолог II–III веков н.э., который использовал, конечно, иную терминологию). Ориген показал, что требуемую «предварительную настройку» можно осуществить «через посредника»: с помощью особого человека (святого, по христианской терминологии). «Представим себе, – говорит Ориген, – что «Царство Небесное» (= Главный Аттрактор) – это гигантский «поток розового масла». Святой (в силу своих особых качеств) уже подключен к потоку, а значит, получает «от потока» свой «ручеек масла». И если «человек с улицы», скажем так, «впустил» в свою жизнь этого святого (идет на жертвы ради него, молится ему, мысленно советуется с ним и т. д.) – он и сам «пропитывается благовонием потока». Следовательно, «подключается» к потоку (= Главному Аттрактору). И – процесс диссипации начинается! Как исторически сложилось, одной из высших форм реализации механизма стала «посредническая» Миссия Иисуса Христа. Он Сам так говорил о её сути: «…Я дверь овцам… Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасётся…». После Его ухода «представителем» Христа на Земле стала возникшая впоследствии единая христианская Церковь. И сегодня христианские организации по всему миру продолжают играть большую роль в деле «обеспечения связи» между верующими и Главным Аттрактором. Однако переход к СИНТЕЗУ потребует совершенно иных масштабов. Поэтому-то и стала нужна (о чем писал В.Соловьев) «посредническая Миссия» России, а точнее – российского суперэтноса. Любой суперэтнос (в соответствии с концепцией Л.Гумилева) – это гигантское человеческое сообщество, которое возникает в результате «взрыва этногенеза», т.е. территориально локализованного управляющего воздействия, формирующего этнодоминанту. Или, в системе понятий синергетики, – цель-программу рождающегося суперэтноса, т.е. его этноаттрактор. Формирование этноаттрактора и превращает до того неорганизованную массу людей – в целеустремленное единообразие, общность, обладающую повышенной стойкостью. Однако российский суперэтнос занимает особое место среди других: в соответствии с замыслом Создателя, российский этноаттрактор в момент своего формирования был подключен к Главному Аттрактору (отсюда – известная формула «Святая Русь»). Что и обусловило, скажу так, главенство «небесного» над «земным» в качестве системообразующей характеристики русской национальной психологии. С практической точки зрения, это проявлялось и проявляется сейчас как неясная тоска по Смыслу-Альтернативе = жить для чего-то иного, нежели «все возрастающее потребление высококачественных товаров и услуг». С этим же связана вера в великое предназначение России, которая и призвана дать остальным «смысл-альтернативу» (идея «Москва – Третий Рим»). Итак, российский суперэтнос = «святая Русь», в силу особенностей возникновения, получает (по Оригену) «свой ручеек» от «основного потока розового масла». Поэтому: всякий, кто живет в России, может подключиться к Главному Аттрактору, просто почувствовав особую эмоциональную связь со страной. Докажу сказанное — и рассмотрю для этого некоторые «ключевые точки» отечественной истории ХХ века.3
Но сначала – несколько замечаний. Существует давняя исследовательская традиция: считается, что, с одной стороны, Россия, а с другой – Европа и США «реализовали» различные «модели христианизации». Имеется в виду следующее. В душе любого человека, так сказать, изначально присутствует «звериное начало» (= инстинкты, эгоизм и т. д.), которое – после «усмирения» – должно превратиться в «начало человеческое», т.е. должна сформироваться альтруистическая установка. Усмирить же «звериное начало» в людях может только религия, в нашем случае – христианство. Но оно по-разному «пришло» в «западную душу» и «в душу русскую». Так, А.Ельчанинов и П.Флоренский подчеркивают, что Русская Православная Церковь всегда придавала гораздо большее значение участию человека в обрядах, чем собственно изучению им принципов вероучения: по мнению авторов, «участие в богослужении более спасительное дело, чем чтение Евангелия». Речь здесь не о том, «чья модель лучше», – результаты «усмирения звериного» в обоих случаях практически не отличались, речь о механизме такого «усмирения»! Просто в одном случае («западная модель») Церковь обращается преимущественно к разуму людей, стремясь сделать так, чтобы основные принципы вероучения превратились в убеждение личности. Ясно, что убеждение, раз сформировавшись, как «регулятор поведения» действует в любых условиях. В российской же «модели» задача сформировать убеждение у большинства населения как главная – не стояла. И поэтому в данном случае принципы вероучения играют роль «Водителя» –только если человек регулярно участвует в религиозной обрядности под руководством Церкви. Вот приблизительная иллюстрация только что сказанному: школьников-первоклассников двух параллельных классов учат «письму». Но так, что вскоре ученики одного класса умеют «держать строку» даже на неразлинованном листе бумаги. Ученики же из другого класса, привыкнув только к разлинованному листку, мгновенно теряются, обнаруживая перед собой листок «без линеек»: им словно не хватает «поводыря». А теперь посмотрим, как же было на практике. В нашей истории ХХ века существовал уникальный период, когда уровень участия Русской Православной Церкви в общественной жизни почти приблизился к нулю. Как известно, вскоре после октября 1917 года большевиками была развёрнута кампания по «борьбе с религиозными пережитками»: на фоне мощнейшей и чрезвычайно агрессивной пропаганды «научного атеизма» закрывались и осквернялись монастыри, храмы, позже начались аресты священников, монахов, рядовых верующих. Иначе говоря, людей практически лишили возможности регулярно участвовать в религиозной обрядности: «поводырь исчез»! На первый взгляд, в таких условиях в советском обществе немедленно должен был произойти «нравственный обвал». Однако был ли он в действительности? Отнюдь. Кончилась Гражданская война – неизбежное «военное ожесточение» понемногу улеглось. А «инстинкты и эгоизм» превалирующими отнюдь не стали! Напротив, жертвенность и бескорыстие постепенно становились главными мотивами поступков многих и многих. И в мирное время, и, тем более, в годы Великой Отечественной войны. Как на фронте, так и в тылу. Почему не было «нравственного обвала»? Дело в том, что включился фактор, который его не допустил. Этим «фактором» стал российский этноаттрактор. Как было отмечено выше, любой человек, живущий на территории России, может «превратить» её в «посредника» между собой и Главным Аттрактором, лишь установив особую эмоциональную связь со страной (и, конечно, честно работая на своем месте). Условие при этом одно: человек, оценивая результаты работы политического руководства страны, должен чувствовать, что Высшая цель – поиски Смысла-Альтернативы не предается, а значит, страна идет правильным курсом. И тогда у человека возникает особое отношение к государству, в котором он живет: государство существует для него, а не только он существует для государства. После Октябрьского переворота впервые в отечественной истории условия для формирования у граждан России подобного чувства – сложились. Действительно, большевики поставили своей целью реализовать новый тип справедливого общественного устройства без частной собственности на основные средства производства и без эксплуатации человека человеком. Они, иначе говоря, предложили Смысл-Альтернативу. И неудивительно, что эти идеи встретили отклик у людей, словно были «узнаны». «Ключевые точки» этого «процесса узнавания» называет И.Эренбург. Первой из них стала смерть Ленина в 1924 году и подведение первых итогов. И.Эренбург приводит фрагмент из своей статьи в вышедшей в день похорон однодневной литературной газете «Ленин»: «Разве не ему принадлежат слова «Мы ошибались, мы много раз ошибались!»? Да, здесь могли быть срывы и ошибки, ибо здесь была жизнь. А там, среди грустных сизых домов, в стране, где краснобаи не устают говорить о свободе, о величии личности, там не оказалось ни героев, ни строителей, ни вождей. Там не могло быть ошибки: там не было жизни... Пусть дом не достроен. Пусть в нем очень трудно и холодно. Но ведь стены его растут».____________________
Эта образная оценка поднимает чрезвычайно важные вопросы. Однако следует учитывать, что на практике все было много сложнее. В силу ряда причин, захват власти в октябре 1917 года готовилcя и произошел на теоретической базе двух взаимосвязанных концепций, авторами которых являлись «большевики-интернационалисты» (их называли «земшарниками»): концепции России как «самого слабого звена» в системе мирового капитализма (Ленин) и концепции «перманентной революции» (Л.Троцкий). В соответствии с ними: 1) Россия как одна из самых отсталых европейских стран является «клубком» острейших противоречий; 2) большевистская партия поэтому относительно легко может захватить власть, но удержать ее будет в состоянии только при немедленной государственной поддержке пролетариата хотя бы нескольких ведущих стран Европы, партии которого придут к власти; 3) если поддержки не будет – переворот в России обречен, т.к. немногочисленный российский пролетариат и его партия окажутся, во-первых, один на один с огромной враждебной крестьянской массой и, во-вторых, во «враждебном капиталистическом окружении». Поэтому Октябрьский переворот есть не более чем сигнал к началу длительного периода «социалистических революций» в большинстве капиталистических стран. Значит, после переворота в России все ее ресурсы немедленно должны быть направлены (в частности, по линии Коминтерна, который был создан в 1919 года) на создание «субъективного фактора» революции в промышленно развитых странах. Понятно, что данная логика, строго говоря, не рассматривала Россию как самоценность: Россия – только «хворост в костер мировой революции». ...Однако, несмотря на предпринятые большевиками усилия, этот «костер» разжечь не удалось. И к концу 1920 года во всем своем драматизме встал вопрос о выживании страны, оставшейся без немедленной «помощи мирового пролетариата». А ситуация, действительно, была крайне серьезной: продукция промышленности сократилась по сравнению с довоенным уровнем в 7 раз, затоплены шахты, развален транспорт, а кроме того – эпидемии, голод и почти поголовная неграмотность. Большинство заводов остановлено – рабочие, уходят в деревню, чтобы спастись от голода, или изготовляют в холодных заводских цехах зажигали для продажи. Они деклассируются, а правящая партия теряет свою социальную базу. Множатся вооруженные восстания крестьян, не согласных и далее терпеть «продразверстку». Продолжает существовать и опасность новой иностранной интервенции. В этих условиях Ленин «вернул» страну к рыночной экономике (НЭПу) как к временному и, по его мнению, весьма короткому «отступлению»; задачей же Коминтерна, как и прежде, была форсированная подготовка «субъективного фактора» в ведущих странах Европы и США. В период НЭПа чувство «дом не достроен, но его стены растут» будто «сжалось»: много было тех, кто воспринял «новую экономическую политику» как «предательство идеалов революции». Например, журнал РКП/б/ «Вестник агитации и пропаганды» подчеркивал тогда, что «новый экономический курс вызвал в некоторых местах большую сумятицу... Порой указывали, что это «отступление» – начало чуть ли не отката от наших программных пунктов и что мы чуть ли не вступили в период какого-то «пересмотра» и «ревизии». Летом 1921 года было проведено Всероссийское совещание заведующих агитотделами губкомов и областкомов РКП/б/ – было представлено 48 губкомов и 5 областкомов. Совещание продемонстрировало, прежде всего, большую растерянность многих не только молодых, но и старых членов партии перед вопросами новой экономической политики». В ноябре 1921 года тот же журнал вынужден был отметить, что «в данный момент в Союзе (комсомоле – Ю.К.) существуют некоторые колебания и непонимание вопросов новой экономической политики». Психологически точно этот момент изображен И.Эренбургом в романе «Рвач», написанном в 1925 году, т.е. «по горячим следам» событий. Герой романа, молодой человек, приезжает в Москву в 1921 году. Вот его переживания: «Выросший в артиллерийско-пайковой атмосфере военного коммунизма, всемерно преданный его недвусмысленным навыкам, он (герой романа – Ю.К.) никак не мог расшифровать путаного облика Москвы, переживавшей тогда первый год НЭПа. Наш герой растерянно оглядывался где-то на Петровке – ему казалось, что он обойден с тыла коварным противником». И далее. «Как на вернисажи, граждане собирались созерцать витрины гастрономических лавок. Трудно описать трогательные физиономии всех этих вновь обретенных друзей: молочных поросят, сигов, лососей. Деньги перестали быть абстрактным наименованием». Примерно к началу 1925 года, однако, реальная обстановка заставила пересмотреть оптимистические прогнозы относительно перспектив «вызревания объективных условий» для «пролетарских революций» в ведущих странах. На Западе начался промышленный бум – «созревания революционной ситуации» в ближайшее время, понятно, ожидать уже не приходилось. [Именно тогда в ВКП(б) и Коминтерне стали говорить о «временной стабилизации капитализма» и «отсутствии непосредственной революционной ситуации».] И вот с чем большевики остались один на один. К 1925 году промышленная база уже была практически восстановлена и задействована. Однако большевикам досталось не лучшее наследство, поскольку царская Россия являлась аграрной и сырьевой страной. У неё отсутствовала, к примеру, собственная автомобильная и авиационная промышленность, она импортировала 100% алюминия, 100% никеля, 85% металлорежущих станков. Это означало, что РОССИЯ ОКАЗАЛИСЬ В ЛОВУШКЕ: 1) в октябре 1917 года страну переводили в качественно новый сценарий развития, лишь рассчитывая на немедленную и всестороннюю (прежде всего, экономическую и военную) государственную помощь извне; 2) помощи в обозримом будущем не будет; 3) существующий промышленный потенциал не позволяет ни обеспечить «гражданский мир» внутри страны, ни сохранить территориальную целостность в случае вполне возможной военной интервенции. Страну нужно было спасать. Конкретно это означало: найти и принять как директиву сценарий развития России, который ориентировался бы преимущественно на внутренние возможности. В партии развернулась острейшая дискуссия. В самом деле, если по-прежнему исходить из того, что «строительство социализма» в СССР без «мировой революции» безнадежно (а ее нет, и неизвестно, когда она произойдет), то как это влияет на положение страны и задачи партии? Каково значение того, что уже сделано, и можно ли продолжать работу, не имея ясного представления о конечной цели? В итоге победила позиция Сталина. В соответствии с ней, СССР сможет выстоять, не перерождаясь в буржуазное государство, и даже развиваться самостоятельно. Предпосылки для этого имеются: у власти остается партия пролетариата; земля и подавляющая часть важнейших средств производства принадлежит пролетарскому государству; страна обладает гигантскими природными ресурсами, огромной территорией. Значит, можно и нужно создавать новую промышленную базу, которая сделала бы Советский Союз экономически самодостаточным. На этой основе в будущем был бы решен вопрос о «полной победе социализма в СССР». Однако «победа социализма в СССР» еще не стала бы окончательной. Ведь в результате агрессии капиталистические отношения в СССР могли быть реставрированы, следовательно, вопрос об «окончательной победе социализма» в Советском Союзе решается лишь после прихода к власти «партий пролетариата» в нескольких развитых странах Европы. Тем самым была заявлена принципиально новая, государственническая позиция: отныне Россия стала рассматриваться как самоценность, а не как «хворост в костер мировой революции». В этой же связи Сталиным был предложен и принципиально новый взгляд на вопрос о «революционной ситуации» в ведущих странах. В январе 1925 года, выступая на Пленуме ЦК (текст выступления был впервые опубликован лишь 22 года спустя), Сталин сказал: «Задача развязывания революции на Западе для того, чтобы облегчить себе, т.е. России, доведение до конца своей революции, из пожелания превратилась в чисто практическую задачу дня». Конкретно же это означало: всеми имеющимися силами и средствами способствовать тому, чтобы «Советская Россия имела по соседству одно большое, в промышленном отношении развитое или несколько советских государств». И далее: «война не может не обострить кризиса внутреннего, революционного, как на Востоке, так и на Западе, – в связи с этим не может не встать перед нами вопрос о том, чтобы быть готовыми ко всему». Конечно, отмечал он тут же, «наше знамя остается по-старому знаменем мира». Однако «если война начнется, то нам не придется сидеть сложа руки, – нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашку весов, гирю, которая могла бы перевесить». Поэтому нужно «готовить свою армию, обуть и одеть ее, обучить, улучшить технику, улучшить химию, авиацию и вообще поднять нашу Красную Армию на должную высоту». Иными словами, Сталин исходил из того, что только новая мировая война сможет обострить повседневные экономические проблемы и «закрутить гайки» в политической и правовой сферах в соседних странах так, что почти гарантированно возникнет «революционная ситуация». И тогда СССР окажет пролетарским партиям этих стран прямую военную помощь. Данная позиция означала: нужна индустриализация СССР. А значит, вставал новый вопрос – о темпах индустриализации. Дискуссия продолжалась. Сначала ведущей была точка зрения «правых коммунистов» во главе с Н.Бухариным: индустриализация в рамках и на базе НЭПа. Даже если «мировая революция» не начнется, «мы, – говорил Н.Бухарин в 1925 году на XIV съезде ВКП/б/, – не погибнем из-за нашей технической отсталости, мы будем строить социализм [т.е. создавать промышленность – Ю.К.] даже на нашей нищенской базе, мы будем плестись черепашьим шагом, а все-таки социализм построим». На первый взгляд, у Н.Бухарина были основания для оптимизма. НЭП уже принес зримые результаты: с 1923 по 1928 год темпы роста тяжелой промышленности составили около 29%, а легкой промышленности – более 21%; к 1928 году был превзойден довоенный уровень промышленного производства. В действительности же было опаснейшей иллюзией думать, что СССР успеет стать экономически мощным государством, «плетясь черепашьим шагом». Обозначу лишь следующие причины.1. Нужно помнить, что до 1917 года совокупный англо-французский капитал контролировал до 72% русского угля, железа и стали и 50% русской нефти. По состоянию на 1918 год, английские и французские капиталовложения в России оценивались приблизительно в $8 млрд. После октября 1917 года практически все иностранная собственность советским правительством была конфискована. Было бы очень наивным полагать, что ни у кого из бывших владельцев не возникнет желания при подходящем случае попытаться вернуть свое имущество в России.2. Внимание промышленно-финансовых кругов ведущих мировых государств, разумеется, не могли не привлекать гигантские ресурсы России. И стремление завладеть ими не скрывалось уже в период интервенции. Так, когда англо-французские войска пошли в Сибирь, «Бюллетень» Английской промышленной федерации, самого мощного объединения английских промышленников, написал: Сибирь – самый большой приз для цивилизованного мира со времени открытия обеих Америк! 3. Лидеры Запада – реалисты. Они, конечно же, не оставили без внимания, к примеру, официальную формулировку цели Коммунистического Интернационала, как она была заявлена летом 1924 года на V Конгрессе Коминтерна: борьба «всеми средствами за низвержение международной буржуазии и создание международной советской республики, как переходной ступени к полному уничтожению государства». Иными словами, у руководства СССР имелся единственный выход: индустриализация в сверхбыстром режиме и начиная с создания средств производства для тяжелой промышленности. Что требовало внерыночного перераспределения средств, т.е. «выхода из НЭПа». Сталин рассмотрел и вопрос об источниках финансирования индустриализации. А ситуация здесь сложилась тупиковая. Запад готов был предоставить займы Советскому Союзу, но только при условии выплаты миллиардных долгов царской России и прекращения поддержки рабочего движения в других странах. Но ведь в свое время большевики вышли из всех договоров и обязательств царского правительства, и в первую очередь – отказались от обязательства возвращать долги по его займам. Не поддерживать же «пролетарские партии» значило отказаться от борьбы «за окончательную победу социализма в СССР». А значит, оставался единственный выход: искать ресурсы внутри страны. Поэтому Сталин, в конце концов, «взял на вооружение» идею Е.Преображенского, который писал: «Такие страны, как СССР, должны пройти период первоначального накопления, очень щедро черпая из источников досоциалистических форм хозяйства… Мысль о том, что социалистическое хозяйство может развиваться само, не трогая ресурсов мелкобуржуазного, в том числе крестьянского хозяйства, является несомненно реакционной мелкобуржуазной утопией». И – развернулась «коллективизация», позволившая найти механизм централизованного изъятия ресурсов из сельского хозяйства – для нужд «сверхиндустриализации» (например, через наращивание экспорта зерна). Советский Союз, таким образом, начал входить в мобилизационный сценарий развития, полный драматизма и трагизма. Вот экспертная оценка одной из главных составляющих проделанной в последующие годы работы – начатой с 1929 году программы военного строительства (И.Бунич): «...создавалась и развертывалась невиданная по масштабам и технической оснащенности армия. Работа... проведенная Сталиным с того момента, как он сосредоточил в своих руках всю полноту государственной и партийной власти, потрясает воображение как одно из чудес света. В самом деле, вспомним, что основу населения СССР в начале и середине 30-х годов составляла многомиллионная масса крестьянства, видевшая в своей жизни только два механизма – топор и соху. Эту массу легко можно было, конечно, мобилизовать, посадить на коня, научить стрелять из винтовки или крутить штурвал боевого корабля. Но нужно было другое. Необходимо было, во-первых, создавать кадры военно-воздушных сил. Не элитарные кадры пилотов Первой мировой из гусарских, кавалергардских и морских офицеров, а сотни тысяч летчиков, штурманов, радистов, авиаинженеров, техников, ремонтников, оружейников. Нужно было создать высококвалифицированные кадры авиационной промышленности. И создать все это из дикой и первобытной крестьянской массы. И не это даже главное – а то, что все это было создано менее чем за 5 лет! Но это только авиация. А танки? Десятки тысяч танков требовали не одну сотню тысяч специалистов в самых разнообразных областях. И все они появились за пять лет! А ведь их всех еще нужно было до этого учить читать и писать! Далее – флот! Самый сложный вид вооруженных сил, требующий от личного состава мощного багажа технических знаний. Более 200 подводных лодок – больше чем у всех морских держав, вместе взятых – было построено с 1933 по 1940 год, и каждая лодка имела два подготовленных экипажа. Какая же немыслимая гигантская работа была проделана! Вспомним, что если наверху каким-то чудом уцелели несколько царских генералов и полковников, то на среднем и низшем уровнях военного управления не осталось никого – все поручики, ротмистры, капитаны были перебиты до единого человека или бежали за границу. Из старого наследства не осталось ничего – все было создано заново». Итог: к лету 1941 года РККА стала крупнейшей армией мира. В сухопутных войсках имелось 303 дивизии, 16 воздушно-десантных и 3 стрелковые бригады. Войска располагали 117 581 орудием и минометом (почти в 3 раза больше, чем на то же время у Германии и ее союзников), 24 488 самолетами (в 5 раз больше) и 25 886 танками (в 6 раз больше). В первой половине 1941 года советская промышленность выпускала 100% танков и 87% боевых самолетов новейших типов, завершив переход только на выпуск этих образцов. Ежегодный прирост военной продукции в 1938–1940 годах составил 39%, втрое превосходя прирост всей промышленной продукции в стране. Хочу особо подчеркнуть, что «мобилизационный сценарий», как ни покажется это кому-то странным, вернул очень многим ощущение, что «дом не достроен, но его стены растут». Ключевой точкой здесь стала статья Сталина «Год великого перелома. – К ХII годовщине Октября», напечатанная в «Правде» осенью 1929 года. Вот ее смысловой стержень: «Истекший год был годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства. Перелом этот шел и продолжает идти под знаком решительного наступления на капиталистические элементы города и деревни... Из этого следует, что партия сумела целесообразно использовать наше отступление на первых стадиях новой экономической политики для того, чтобы потом, на последующих ее стадиях, организовать перелом и повести успешное наступление на капиталистические элементы». Иными словами, Сталин провозгласил именно то, что ждали: окончание отступления. Он объявил об индустриализации и коллективизации – как о новом этапе «строительства социализма»! Социализм же (как было ясно тогда для значительной части населения страны) – это когда люди станут жить не по «законам чистогана». Другими словами, у людей снова появился Смысл-Альтернатива. И их реакция не заставила себя ждать! Процитирую И.Эренбурга. Вот как он, тогда корреспондент газеты «Известия», передал атмосферу 1932 года: «Время было необычайное; вторично шквал потряс нашу страну; но если первый – в годы гражданской войны – казался стихийным, был связан с борьбой между различными классами, с гневом, ненавистью, тоской – то коллективизация и начало строительства тяжелой индустрии, разворошившие жизнь десятков миллионов, были определены точным планом, неотделимы от колонок цифр, подчинены не взрывам страстей, а железным законам необходимости». Приведу оценку 1930-х годов, сделанную современным публицистом Максимом Калашниковым: «Вся нация была буквально наэлектризована идеей великого прорыва. «Комсомолец — на самолет!». Вперед, в индустриальное грядущее! Везде – парашютные вышки. Пресса полна материалов об освоении новых знаний, об успехах науки, о примерах передовиков. Прилавки ломятся от научно-популярной литературы. Вся страна увлеченно учится, строит, занимается в тысячах кружков. В стране – три сотни планерных клубов. Дух эпохи: «Нам нет преград! Мы можем все!» Воспевается не актер-лицедей, не чинуша, не торговец – а творец, созидатель, человек труда... Планы на будущее. Танк-вездеход в Арктике! Телеуправляемый трактор! Овладение энергией атома! Выходит в свет «Энциклопедия космонавтики» – в тридцатые годы! Этот дух поддерживается рекордными перелетами Чкалова, Громова, Юмашева. Штурмуют небо стратонавты... Везде открываются тысячи дворцов пионеров с кружками юных техников, натуралистов-биологов, фотографов, радиолюбителей. В стране появляются тысячи радистов-коротковолновиков, задолго до Интернета общающихся со всем миром из своих домов. Всё это совершалось в небогатой еще стране, только-только ставшей промышленной…» Хочу быть правильно понятым. Ведь 1930-е гг. – это еще и «поворот от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса». Это и сотни «красных эшелонов» на Восток со «спецпереселенцами», и голод в самых плодородных районах страны с многочисленными случаями каннибализма (в 1932–1933 годы имело место более двух тысяч вооруженных выступлений против принудительной коллективизации), и система ГУЛАГа, и пятисуточные морские «этапы» в трюмах парохода «Джурма» из бухты Находка (из владивостокской «пересылки») до бухты Нагаева (до Магадана, «столицы Колымского края»), и золотые прииски и оловянные рудники Дальстроя... Я просто утверждаю, что были люди, множество людей, которые по-особому, вдохновенно и страстно, ощущали тогда жизнь. Как землекоп с трассы Москва-Донбасс, о котором писал И.Эренбург: «Да мы в сто раз счастливее проклятых капиталистов! Они жрут, жрут и дохнут – сами не знают, для чего живут! Такой прогадает, смотришь – и повесился на крюке! А мы знаем, для чего живем: мы строим коммунизм. На нас весь мир смотрит!» Или как девушка из маленького села под Томском: «Очень трудно все понять, но я учусь. Я в город поеду. Теперь если хочешь учиться – все тебе открыто. Такая я счастливая – что не скажешь!». Добавлю к этому несколько наблюдений и суждений, сделанных Лионом Фейхтвангером в период его десятинедельного пребывания в Москве в 1937 году:«...Я симпатизировал с самого начала [большевистскому] эксперименту, поставившему себе целью построить гигантское государство только на базисе разума».«Как вы можете жить, – спрашивают меня [москвичи], – в таком морально скверном воздухе, которым вам приходится там дышать. Даже если вы лично и имеете возможность работать там в комфорте и тишине, то неужели вас не беспокоит окружающая вас нужда, которую можно было бы устранить разумным урегулированием вещей. Неужели вас не раздражает явная бессмыслица, окружающая вас? Как можете вы выносить жизнь в стране, экономика которой определяется не разумным планированием, а жаждой одиночек к наживе?»«И в любви советских людей к своей Родине, хотя эта любовь и выражается всегда в одинаковых, подчас довольно наивных формах, я тоже не могу найти ничего предосудительного. Я должен, напротив, признаться, что мне даже нравится наивное патриотическое тщеславие советских людей. Молодой народ ценой неслыханных жертв создал нечто очень великое, и вот он стоит перед своим творением, сам еще не совсем веря в него, радуется достигнутому и ждет, чтобы и все чужие подтвердили ему, как прекрасно и грандиозно это достигнутое». Все сказанное дает основание утверждать, к концу 1930-х годов в СССР в целом сложилось общество идеократического типа. Общество, «стержнем» которого, была официально заявленная и принятая очень значительной частью населения система идей, предполагающая построение справедливого общества без частной собственности на основные средства производства и без эксплуатации человека человеком. Но эта цель как Смысл-Альтернатива соответствовала направленности российского этноаттрактора, который с момента своего возникновения был «подключен» к Главному Аттрактору. И значит, к концу 1930-х годов ВОЗНИКЛА «ЭНЕРГО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ВЕРТИКАЛЬ» ТАКОГО ВИДА: ГЛАВНЫЙ АТТРАКТОР – РОССИЙСКИЙ ЭТНОАТТРАКТОР – СССР. «Представителем» этой «вертикали» для граждан СССР по праву являлся Сталин, усилиями которого она и была создана. Поэтому для установления личной связи с Главным Аттрактором человеку, живущему в Советском Союзе, достаточно было лишь знать, что «Сталин – на посту». В этом случае у него рождалась спокойная уверенность в том, что «все идет правильно». Такое состояние, естественно, людям хотелось поддерживать, воспроизводить – и у них возникала нравственно-психологическая «устремленность», суть которой позже была передана словами песни:«Забота у нас такая
Забота наша простая:
Жила бы страна родная
И нету других забот!»
Подведу промежуточный итог. Отсутствие «нравственного обвала» в результате того, что «уровень участия» Русской Православной Церкви в общественной жизни после Октября 1917 года в значительной степени приблизился к нулю, – может быть объяснено только тем, что в это же время «включился» российский этноаттрактор, который и установил связь страны с Главным Аттрактором. |
