Мир стремительно меняется. Геополитические установки и принципы, казавшиеся прочными еще десятилетие назад, сегодня разрушены. Сферы интересов разных стран приобретают глобальный масштаб. Создаются новые блоки и союзы. Вспыхивают военные конфликты и революции. Как все это отразилось на международном положении России? Что может противопоставить страна внешнеполитическим угрозам? Много ли еще у нас если не друзей, то союзников?

«Свободная пресса» открыла серию публикаций, посвященную ответам на эти вопросы. Начали мы с военной тематики, сегодня же на повестке дня – изменения геополитические. О том, что произошло на этом направлении за последние 10 лет, рассуждает председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль.

«СП»: – Гейдар Джахидович, в чем геополитические особенности современной России?

– Я бы начал с того, что 20 лет назад возникла не какая-то новая Россия. Это недобитый осколок Советского Союза, который проиграл в Холодной войне, и капитулировал перед Западом в силу неспособности своих лидеров мыслить политически. По сути, Запад позволил советской номенклатуре «слить» коммунистическую идеологию. А в обмен разрешил ей встать c колен, и грабить то, что было создано в Советском Союзе.

Надо ясно понять: то, что возникло на территории бывшей Российской империи в 1917 году, никакого отношения не имеет ни к 1970-1980-м, ни к 1990-м. Настоящий большевизм кончился в 1934 году, когда была окончательно совершена контрреволюция, сталинский термидор. После этого начался номенклатурно-бюрократический период, который в 1991-м году потерпел поражение, и превратился в агонизирующий олигархический номенклатурный капитализм.

Это те же самые люди, которые вышли из шинели сталинских министров. Не наркомов, которые были уничтожены, а именно министров, возникших в послевоенный период – коррумпированных, разложившихся.

Если мы это понимаем – что сегодня мы живем при агонии умирающего номенклатурно-бюрократического режима – тогда нам становятся понятным, как определенные силы ведут здешний режим через определенные этапы, чтобы окончательно добить подранка.

«СП»: – Что это за силы?

– Период пост-холодного мира после 1991 года был периодом приватизации под руководством американских демократов Клинтонов. При них поднялись Чубайс, Гайдар, Гусинский, Березовский, при них расцвела Семья. Эти персонажи были обязаны всем протекции американской демпартии. Внутренняя олигархическая система России делалась на две половины: на тех, кто всем был обязаны подписи Ельцина, и тех, кто поднялся самостоятельно благодаря местному сомнительному с точки зрения закона ресурсу – Рахимов, Шаймиев, Лужков. С ними Ельцин вел осторожную подковерную борьбу, но осилить их не мог. Тем не менее, их «зачистка» была неизбежной – и ее доверили уже Путину.

Путин сделал две важные вещи. Он перебежал из стана американских демократов в стан республиканцев. Воспользовавшись 11 сентября, он набился в друзья Бушу, и первым объявил о поддержке Америки. Тем самым Путин аннулировал свои обязательства перед предыдущей эпохой – перед гайдаровско-чубайсовским олигархическим диким капитализмом. Путин стал строить систему, основанную на привлечении силовиков к управлению, в том числе в экономику. Естественно, он вошел в жесткий конфликт с теми, кто поднялся не на подписи Ельцина. В результате, все они, по одному, были выведены за кадр. Сейчас мы можем сказать, что вся старая гвардия, опиравшаяся на местный, почвенный ресурс, ликвидирована.

С точки зрения внешней политики России, период Путина – это период безудержной демагогии. В принципе, это было интересно западным кураторам, американцам: они пугали Россией Европу, которую нужно было держать в узде. И Путин прекрасно выполнил заказ, сурово стуча кулаком, говоря об имперских амбициях. Это был великолепный загон европейцев обратно в стойло – стойло подчиненности США.

Но все не проходит просто так. Когда вместо реальной политики налицо имитация, внутри развиваются процессы гниения. В итоге, под лейтмотив мюнхенской речи, Россия окончательно избавилась от остатков советской мощи и превратила свою армию в чисто полицейскую силу, у которой есть только внутренний враг – собственный народ. Противостоять внешним противникам, не включая ядерную кнопку, Россия может - но разве что Грузии, да и то это будет перетягиванием каната.

«СП»: – Что можно сказать о сегодняшней ситуации?

– Мы входим в заключительную фазу. Россию все чаще сравнивают с Ливией и Египтом, все чаще поднимается тема площади Тахрир. Думаю, приход Путина на пост президента России будет использован Западом, чтобы поставить вопрос о новом большом Саадаме №2 – Путине.

Путин будет превращен в пугало. Можно предположить, что итоги выборов будут не признаны Западом, что будут введены санкции, и будут мероприятия по дестабилизации вокруг России, по периметру ее границ – на Южном Кавказе, в Центральной Азии – с тем, чтобы добиться паники чиновничества и распада «вертикали».

Это будет момент истины для российского народа. Потому что в России революции и переход к новому всегда осуществляется в момент предельной угрозы для страны, когда начинается смутное время, когда ставится вопрос о ее физическом существовании. Тогда начинается движение, которое сметает обанкротившихся правителей, и выдвигает новых лидеров, берущих ответственность за следующую историческую эпоху. Я думаю, так будет и в этом случае.

«СП»: – Насколько сейчас весомо наше влияние на постсоветском пространстве?

– Запад поручил России – как осколку СССР – курировать это пространство. Он всегда так делал. В XVII веке, когда Романовы вошли на престол, Запад рассматривал их, как своих «смотрящих» за огромной и страшной территорией Евразии. Через ряд ловких мероприятий он превратил романовскую династию в отросток монархической системы Европы. На деле, Романовы никакой русской династией не были, там была бесконечная череда германских принцев и принцесс, принимающих православие, и говорящих на русском с акцентом. Это были кузены и кузины Габсбургов, и, по сути, являлись продолжением западной монархической грибницы. Эта грибница была прервана в 1917 году.

По итогам Второй мировой СССР был снова вброшен в мировую западную систему, и с 1970-х годов необратимо превратился в участника империалистического раздела мира. Для Москвы это было противопоказано: в том виде, в котором она сложилась после 1917 года, он не имела права становится партнером мировой системы, и могла выживать только в противостоянии ей. Согласившись на конвергенцию, она обрекла себя на поражение.

После 1991 года Москва была поставлена Западом в качестве «смотрящего» за СНГ. Но Ельцин и Путин выполняли это настолько неэффективно, что амбиции занять это место появились у наших соседей – Украины, Белоруссии, Казахстана. Во всяком случае, Алма-Аты в 2008-2009 годы, до начала кризиса, серьезно прикидывала, не может ли она восполнить собой дефицит российского присутствия в СНГ.

Сейчас вопрос о влиянии России, наверное, и не стоит. Американское присутствие на территориях бывшего СССР настолько подавляющее, что говорить о конкуренции с Америкой не приходится. Из Таджикистана американская авиация летает бомбить Афганистан. В Узбекистане де-факто американцы решают, будет там очередная цветная революция, или нет. Киргизия потеряла своего президента, который осмелился торговаться с американцами по поводу дислокации американской военной базы. В результате киргизский президент скрывается – видимо, в Белоруссии. Что до Туркмении, она тихо лежит на животе. А как только Нурсултан Назарбаев вспоминает о независимом Казахстане, против него немедленно возбуждается несколько уголовных дел, завязки которых находятся в руках американцев.

Поэтому говорить о влиянии Москвы не приходится. С ее стороны есть некое надувание щек, различные саммиты. На деле, даже Армения, которая целиком зависит от Москвы, временами порыкивает на Россию, грозит пальцем и показывает, что ею недовольна.

«СП»: – Насколько велика для нас китайская угроза?

– Китай России не опасен по простой причине: он – глиняный колосс. Как историческая империя, нынешний Китай обречен. Он привязан к рынкам, у него полтора миллиарда голодных людей, которые, если сейчас грохнутся американский и европейский рынки потребления, сядут на такой нищенский паек, что взбунтуются.

Внутри Китая пять центров силы: Синьцзян-Уйгурский автономный район, Тибет, маньчжурский север с Пекином, юг с Шанхаем, плюс юго-запад ближе к Юго-Восточной Азии – это совершенно отдельный регион, тесно связанный с производством опиума и с мафией. Все эти районы скреплены только коммунистической партией Китая. А компартия там деидеологизирована, она является лишь организатором производства – по сути, надсмотрщиком за производством, которое приносит ей деньги. Но эти деньги - американские. Китай не осмеливается объявить юань конвертируемой валютой, превратить его в оружие. Китайцы привязаны к доллару, потому что привязаны к рынку.

Китайцы могли, конечно, вложится в появлении мощной зоны экспорта в исламском Востоке – это Пакистан, Бангладеш, Иран, Египет. Если бы в этих странах к власти пришли политические исламисты, они могли бы идеологически превратить 500-миллионный участок в потребителя китайских высоких технологий. Но для Китая это слишком долго, и слишком затратно, они предпочитают работать с тем, что есть.

«СП»: – С кем, например?

– Например, с Суданом, где китайцы пытались освоиться. Однако президент Омар Хассан аль-Башир оказался не на высоте как политический деятель, и Китай из Судана выперли. Потом китайцы сделали ставку на Каддафи, он был им понятен. Однако 90% проектов Каддафи заканчивались пшиком – он, по большому счету, лишь диктатор-имитатор постсталинской эпохи, подобно Саддаму. Все такие диктаторы, имея громадные деньги, заявляют о проекте построить Вавилонскую башню. Но когда доходит до дела, никто их денег не видит, и башни не строятся.

Единственный, кто мог бы превратить этот огромный регион в альтернативного потребителя китайских товаров, технологий, и масштабных проектов, вплоть до космических, – это политический ислам. В случае, если бы ислам пришел бы к власти в этих зонах, и перераспределил бы доходы от шейхов и коррумпированных президентов на проекты «внезапного скачка» – ускоренного развития. Но Китай этого не дождется.

«СП»: – Ждать придется долго?

– Нет, просто темпы кризиса для Китая будут развиваться быстрее, чем политизация исламского пространства, которая могла поднять Китай на ноги. Китай, скорее всего, не выдержит ближайших кризисных трех-четырех лет. Ему прочат лет через 30 обгон США и Европы, но, судя по всему, в Китае начнутся внутренние социальные потрясения.

Они осложнятся тем, что США спровоцирует войну на его границах – прежде всего, с Индией (возможно, впрочем, что это будет союз Индии с Японией, о чем давно идет речь). Сочетание внутренних социальных потрясении с внешней агрессией – это конец для Китая. Для США, кстати, очень опасно затягивать с началом такой операции. Китайская военная машина развивается ускоренными темпами.

На повестке дня в КНР – строительство авианосцев. Они вывели уже космический модуль, у них есть первоклассные ракеты, которые выходят на уровень современных российских. У них есть ракеты оперативно-тактического назначения, способные поражать индивидуальные цели типа кораблей в океане за 2000 километров от берега. То есть, завтра Китай голыми руками не возьмешь. Поэтому, думаю, военная операция на границах Китая начнется быстро, возможно, уже в 2012 году.

«СП»: – А как вы оцениваете геополитические позиции США?

– США тоже смотрят в могилу. Единственная возможность выжить для американцев – выбраться за счет великих потрясений. Известно, что в мирный период Штаты были периферийной страной, а превратились в мировую державу и сверхдержаву за счет двух войн в Европе, на которых они поднялись. Эту тактику они надеются использовать и дальше.

«СП»: – Какое место в этом мире может занять Россия?

– У России в мире есть место только в одном варианте. Она может и должна быть точкой сборки всех протестных сил – от Бразилии до того же Китая. Потому что тайна России – особая тайна – в беззаконии.

Россия – это особая страна, в которой все жалуются на то, что здесь не понимают закон, не исполняют закон. Вроде бы из-за этого, с точки зрения либералов, россияне живут бедно и плохо. Теплых сортиров нет в деревне, и так далее.

На самом деле, беззаконие – провиденциальное богатство. Потому что Россия, как сказал в свое время обер-прокурор Святейшего Синода Константин Победоносцев – это ледяная пустыня, по которой ходит лихой человек с топором. В этом ее замысел.

В Европе ничего нельзя сделать, у всех европейцев отнята инициатива. На Востоке можно сделать много, но сегодня Восток не имеет разгона. На Востоке есть человеческий ресурс, но нет факторов влияния на мир, недостаточно критической массы. А вот в России эта критическая масса есть. Есть беззаконие, и есть критическая масса. В соединении со сверхзадачей Россия становится вентилем, который изменяет ход истории.

«СП»: – За счет чего мы может влиять на мир?

– Единственное влияние, которое можно оказывать на кого бы то ни было – это влияние духовное. Американцы, например, не могут ни на кого оказывать духовое влияние. Американская мечта, либерализм и то, что называется хорошей американской жизнью – это настолько убого и пошло, что идеологического влияния не оказывает. Американцы могут опираться только на оперативную работу своей агентуры, на бомбы, и потому окружены кольцом ненависти.

А вот Иран оказывает сегодня идеологическое влияние гораздо более сильное, чем, допустим, Советский Союз в последнее десятилетие своей истории. Иран – идеологическое государство. Куба то же до сих пор является идеологическим государством, Венесуэла – тоже. Эти страны образуют союз неприсоединившихся, противостоят Западу, и производят притягательное интеллектуальное впечатление. Они что-то весят – несмотря на скромные размеры.

Смотрите: Иран противостоит Западу практически в одиночку, и при этом сумел за последние 10 лет стать 15-й экономикой в мире. Западные спецслужбы пытаются разжечь в стране цветную революцию, Иран подвергнут режиму санкций, мощная медийная кампания в мире вбивает в головы людей ненависть и отвращение к Ирану. Тем не менее, по экономическому развитию Иран опередил Турцию, которая пользуется полной прямой поддержкой Запада, и является членом НАТО. В Турцию идет мощный поток туристов, которые везут доллары, там сформировался ВПК, который собирает западное оружие, вплоть до фрегатов и самолетов. И вот итог – Турция является 17-й экономикой в мире, а Иран – 15-й, при едином населении.

Представьте теперь на этом примере, насколько эффективен сам факт противостояния системе. Он настолько стимулирует развитие экономики и технологий, что в самых неблагоприятных условиях он не дает возможность страну среднюю или небольшую свернуть и удушить. На самом деле, наши олигархи, наши прагматики и циники, верящие в Мамону, просто не понимают, что такое реальная политика. Думаю, придут новые люди, которые обладают политическим сознанием, и переформатируют все постсоветское пространство в правильном ключе.

«СП»: – Как это будет выглядеть?

– Это будет противостояние мировой системе, которая основана на отчуждении человеческого времени, разделении потребления и производства, и кредитно-спекулятивной системы. Эта система стимулирует экономику, наращивая кредиты и потребление, и уменьшая стоимость человеческого времени в зонах производства. За этим стоит неолиберальный менеджмент, а за ним, говоря теологическим языком – сатанизм, он является духовной доминантой сегодняшних власть имущих.

«СП»: – Что этому можно противопоставить?

– Солидарность народов – интернациональный союз, плюс глубокое понимание истории. Не так, как ее понимал Маркс и Энгельс – как развитие производительных сил, которые тянут за уши социальные отношения. Маркс и Энгельс, в принципе, ставили в своем учении очень буржуазные, мещанские цели: изобилие продуктов, которое позволит работать как можно меньше, а свободное время посвящать развитию человеческой личности.

Дело в том, что они представляли себе эти цели без учета достижений современной психологии, того же фрейдизма. И не совсем отдавали отчет, что 99% населения развивать особенно и нечего. То есть, если отнять у человека необходимость работать в поте лица, зарабатывая кусок хлеба насущного, человек превращается в опасного люмпена. Или же он должен поддерживаться на плаву идеологией, религией, которая делает его – даже безработного – существом осмысленным и целеполагающим.

Наша задача – не социальное государство. Наша задача – не обеспечить излишки потребностей для того, чтобы разбогатевший люмпен мог поехать в Анталью. Задача совсем другая – дать людям возможность влиять на собственную судьбу и влиять на историю.

Потому что разбогатевший люмпен, который едет в Анталью – это мусор, с социально-политической точки зрения. Он никогда не может определить ничего – ни в собственной стране, ни в собственной судьбе, ни в судьбе детей. А нужно добиваться обратной связи с временем и историей.

Это случается только в моменты больших потрясений. Во время французской революции, в 1917 году люди влияли – они, практически, брали ход истории в свои руки. Но потом у них эту возможность отобрали. Этот опыт нужно использовать так, чтобы возможность влиять на историю не была вырванной из рук большинства, из рук реальных людей. Чтобы сами люди они были достойны того, чтобы влиять на судьбу и историю, чтобы они доросли до этого. Чтобы ловкие проходимцы и номенклатура не забежали вперед, и не обрезали подметки у них на ходу, превратив их в толпу на демонстрации, которая несет плакаты на 1 мая.

Главная задача – превратить человеческий фактор в деятельного участника истории, которая всегда имеет надчеловеческую ориентацию и сверхчеловеческий смысл. Может быть, это как раз отвечает христианской идеи обоживания. Не обоживание как превращение в виртуально богоподобное существо, через аскезу в пустыне, путем поедания акрид и ношения вериг. А обоживание путем превращения человеческого фактора в соучастника божественного замысла об истории на коллективном уровне – на уровне спасения человечества. Вот это – достойная задача.

Другое мнение

Борис Панкин, экс-министр иностранных дел СССР, экс-посол России в Великобритании:

– На геополитическое положение нашей страны повлиял распад Советского Союза, который отнюдь не был таким неизбежным и фатальным, как принято утверждать. Коммунистический режим, который, действительно, дошел до ручки, и который надо было ликвидировать. Другое дело – распалась страна (Советский Союз или, если хотите, бывшая царская Россия), которая существовала примерно в одних и тех же пределах целые столетия. Как говорил наш великий философ Лев Гумилев, эта одна шестая части земного шара – кормящее и вмещающее пространство, удобное для проживания на нем сотен и сотен разных национальностей и этносов. У нас же, в результате распада СССР, 60 миллионов человек оказалось вне гражданства РФ, из них 25 миллионов – русских. Это, как вы понимаете, не могло не повлиять на вес страны и на ее геополитическое положение.

А второй удар был нанесен либеральными экономическими реформами. Безудержной приватизацией, которую прозвали прихватизацией, и которую проводили те ми же лихорадочными темпами, как когда-то коллективизацию. Когда народ внутри страны чувствует себя плохо, когда огромное количество людей что-то потеряло в своей жизни, – говорить о большом весе страны в мире трудно. Несмотря на то, что у нас сохраняются международно-правовые параметры великой державы. Мы, например, является постоянным членом Совета Безопасности, входим в «восьмерку» и «двадцатку». Но, согласитесь, в той же «восьмерке» нас держат, скорее, из милости.

В результате, мы потеряли очень много. В дальнейшем наш вес в мировом сообществе будет зависеть от нашего внутреннего положения.

«СП»: – Если посмотреть во внешний мир, где в наших позициях произошли наибольшие изменения?

– Мы стали более слабым игроком – вот в чем дело. Взять, скажем, ближневосточный процесс. Раньше было два сопредседателя этого мирного процесса – США и СССР. В октябре 1991 года мне довелось, как министру иностранных дел СССР, в Мадриде, открыть по поручению президентов Соединенных Штатов и Советского Союза конференцию, в ходе которой впервые посадили за стол переговоров арабов и евреев.

Тогда СССР и США рассматривали как равноправных партнеров. В Египте. Сирии, Иордании, где я побывал перед мадридской конференцией, все говорили, что нуждаются в такой державе, как Советский Союз – чтобы она служила противовесом США. А сейчас этого противовеса нет, хотя формально мы при всем присутствуем.

Скажем, президент Медведев послал Маргелова посредником – решать проблемы в Ливии. А Каддафи, который в ту пору был еще в силе, его просто не принял, пренебрег. Вот и события в Египте и Сирии развиваются без нашего существенного участия. Или возьмите Южную Европу – Югославию, Косово: мы и там правильные вещи декларируем, но к ним никто особенно не прислушивается.

«СП»: – С кем можно сравнить сейчас Россию по внешнеполитическим возможностям?

– По-моему, здесь нельзя увлекаться сравнениями. Ясно, что конфигурация двух великих держав – США и СССР – исчезла. В советские времена баланс держался на Холодной войне, на железном занавесе, что было вроде бы плохо. Но в новых условиях единственная супердержава, которая осталась, – США – позволяет себе гораздо больше, чем раньше. В этом – большая опасность.